Книги о Милен Фармер

Не долго думая, Филипп, порывшись в телефонном справочнике и отыскав номера всех фешенебельных отелей Монреаля, обзвонил почти все отели. Представляясь инспектором дорожной полиции, он интересовался, не останавливалась ли в очередном отеле Милен Клемансо. Он говорил, что Милен, якобы, попала в небольшую аварию, и ему нужны ее показания, но он, к сожалению, не помнит, в каком именно отеле она остановилась. Таким образом, он вскоре наткнулся на отель "Монреаль". Ему ответили, что она, действительно, проживает там.

Часам к трем закончив все свои дела, Филипп поехал в "Монреаль". Он не собирался идти к ней в номер. Его намерения были куда более проще и выглядели довольно невинно. Узнав у портье, что Милен до сих пор нет в номере, Филипп решил ее подождать. К его услугам были ресторан с отличным баром, спортзал, бассейн, мини-кинотеатр, но он решил дождаться ее в холле, сидя в глубоком, мягком кожаном кресле с подлокотниками из кедра и просматривал газеты и журналы, аккуратно разложенные на стеклянном журнальном столике.

Ждать пришлось довольно долго. Она вернулась лишь около восьми. Заметив ее, Филипп мгновенно поднялся и быстро пошел по направлению к Милен, захватив с собой одну из газет. Со стороны он выглядел спешащим к выходу, занятым человеком, поглощенным лишь чтением газеты и не замечавшим ничего вокруг. Милен же была погружена в собственные мысли, в свой внутренний мир и тоже ничего не замечала.

Она ила к лифту; навстречу ей спешил какой-то мужчина, на ходу читавший газету. Милен лишь мельком взглянула на него. Его облик показался ей знакомым, но она не придала этому значения. Ее отсутствующий взгляд безразлично проскользил по колоннам, по людям в холле, по рабочим отеля, снующим тут и там... Но внезапно она с кем-то столкнулась плечом.

- Извините... - инстинктивно вырвалось у нее.

- Это вы меня извините, - раздалось в ответ.

Милен подняла голову и увидела смущенное лицо вчерашнего незнакомца.

- Это вы?! - искренне удивился он. - Вы не ушиблись? Я такой неуклюжий.

- Нет, я в порядке.

- М-да... Я, конечно, предполагал, что мы еще встретимся, но не думал, что так скоро. Может, присядем.

- Извините, но я бы хотела подняться к себе.

- К себе?! Так рано?! Ведь еще детское время! Или... у вас режим? - он улыбнулся.

- Нет... Я не увлекаюсь режимом. Кстати, что вы здесь делаете?

- Я?.. Ну, видите ли, существуют данные по статистике, что самый высокий процент удачных знакомств наблюдается именно в отелях, причем высшего класса.

- Вы все шутите, - заметила она.

- Ну да, - добродушно согласился он. - А если серьезно, у меня здесь были дела... Одна важная беседа в конференц-зале.

- А что, в Канаде важные беседы всегда назначают на конец дня?

- Ну да... Это традиция такая.

- Ясно... - она протянула ему руку. - Рада была вновь увидеться.

Филипп взял ее руку в свою.

- Зачем же вы так быстро убегаете? Сегодня утром нам не удалось вместе позавтракать. Так, может быть, исправим эту досадную ошибку - поужинаем вместе?

- Я не думаю, что смогу составить вам хорошую компанию.

- А я уверен, что сможете. Ну же, решайтесь.

- А у меня есть альтернатива?

- Нет!

- Ну что ж...

Она взяла его под руку, и они прошли в ресторан при отеле. Метрдотель предложил проводить их до одного из лучших столиков в центре зала, но Милен не жаждала чужого внимания. Она решила сесть за столик 12, скрытый от общего зала небольшими колоннами с корзинами цветов, которые образовывали подобие ниши.

- Вы не любите быть на виду? - спросил Филипп после того, как они сделали заказ.

- Сейчас не время, - она улыбнулась. - Забавно, но ведь я даже не знаю, как вас зовут.

Он привстал и протянул ей руку.

- Позвольте представиться, Филипп Шерро. Но для вас просто Филипп.

- Очень приятно.

- А как мне прикажете вас величать?

- Зовите меня Милен.

- У вас довольно редкое имя, Милен. И очень красивое. А знаете, сегодня вы выглядите получше, чем вчера. Боль поутихла, горе прошло?

- Навряд ли. Есть вещи, которые вечно терзают душу. Человек тщетно пытается забыть удары судьбы. Ведь лишь притупляется боль от последнего удара, как тут же наносится очередной, куда более мощный, чем предыдущие.

- И не бывает передышек?

- Жизнь - это сплошное разочарование...

- Позвольте не согласиться. А как же понятие счастья? Если жизнь - это сплошное разочарование, то где же место для счастья?

- Счастья? Вот вы, например, можете дать определение этому понятию? Вряд ли. Счастье - это нечто относительное. У каждого человека есть мечта. Если она осуществляется, человек счастлив. Но ведь мечты не у всех одинаковы. Голодный мечтает о еде, слепой - о прозрении, бедняк - о богатстве... Но абсолютного счастья не существует! Есть лишь миг блаженства и удовлетворения, который мы по ошибке считаем счастьем. Насытится голодный - он счастлив, прозреет слепой - и он счастлив, разбогатеет бедняк - он тоже счастлив. Но ощущение "счастья" - именно ощущение! - вовсе не вечно! Оно исчезает так же внезапно, как и приходит. А вместо него наступает разочарование в своей мечте. Рушится ее иллюзорность, совершенство. Пресытился голодный и что дальше? На следующий день он снова хочет есть. Но даже если он сможет нормально питаться, у него тут же возникнут новые проблемы, которые раньше уступали место проблеме голода. Прозрев, человек, живший во тьме и по сути дела в невинности, на мгновение счастлив. Он видит цветущий мир. Но это лишь его первый, неопытный взгляд. Вскоре он начинает замечать всю подноготную этого по-настоящему гнилого мирка. Он видит жестокость людей, агонию праведной жизни, несправедливость судьбы... И что же, он продолжает оставаться счастливым? Нет! И что самое страшное, он не может вернуться к своей невинности. Образы апокалипсиса навсегда останутся в его памяти. Ну, а разбогатевший бедняк? Вроде бы достойный претендент. Но нет. Добыв богатство, он теряет уверенность. Уверенность в том, что его любят, а не используют, что с ним дружат искренне, а не лицемерят и заискивают. По сути дела, он становится одиночкой. А тут любой согласится, что одиночество вряд ли можно назвать счастьем.

- С такими видами на жизнь и жить-то, наверное, не хочется. Но я все же сторонник иной версии. Я предпочитаю думать, что жизнь - как зебра. Полоса белая, полоса черная...

- А вы знаете, никто до сих пор не может с точностью сказать, зебра - черная в белую полоску, или белая в черную полоску...

- Намекаете на то, что радости гораздо меньше, чем горя и проблем?

- Уверена.

- Ну что ж, будем надеяться, что наша встреча, все же, одна из тех редких белых полос в нашей жизни.

- Хотелось бы верить.

- В таком случае, выпьем за нашу встречу и за удачное продолжение нашей дружбы! - он поднял бокал.

- Тост прекрасен, но пить я больше не буду. Извините. Иначе вам опять придется тащить меня к себе.

- Но это всего лишь шерри...

- И прошу вас, не настаивайте.

- Прекрасно. Я люблю людей с силой воли.

- Это не сила воли. Это благоразумие.

Филипп внимательно всматривался в точеные, изящные черты ее лица, в ее полуприкрытые глаза, подернутые дымкой меланхолии, скрывавшие в себе нечто, недоступное праздным обывателям. Что поистине было за этой маской скорби? Правдоподобная игра профессионала, или же истинные чувства, уничтоженные судьбой? Он хотел это понять.

- Знаете, мы знакомы по сути дела один вечер, но вы меня просто очаровали, - сказал он.

Милен подняла на него глаза.

- В самом деле? И чем же?

- Вы мыслящий человек, живущий чувствами. Очень редкое сочетание, поверьте. Общаться с людьми - моя профессия. Но я, если честно, впервые встречаю такую женщину, как вы. Да, многие задумываются над масштабными, глобальными проблемами, но доводят их разгадки лишь до минимального предела ограниченности, опираясь прежде всего на отрывочные мнения, которые были выявлены задолго до них самих. Вы же опираетесь прежде всего на свой опыт, и с этой точки зрения пытаетесь разгадать тот или иной ребус. И как мне кажется, довольно успешно. По крайней мере, человек, вникнувший в суть вашей мысли, понимает, что это действительно правильно. Он говорит себе - а ведь я так же думал! Это и называется психологией. Откуда такие глубокие познания в сущности человеческой души?

- Откуда? Не знаю. Я вообще не считаю, что я хорошо разбираюсь в человеческих душах. Для того, чтобы понимать людей, нужно, прежде всего, научиться понимать себя, узнать себя. А этого я не могу сказать о себе. Моя душа - это потемки для меня же самой. А вот выводы свои я делаю из наблюдений. Знаете, очень многое понимаешь, осознаешь не где-нибудь, а именно в лечебницах. В психиатрических лечебницах, когда видишь либо ущербность больных по отношению к тебе либо свою - по отношению к ним...

- Наша ущербность?!! - удивился Филипп. - Я что-то не понимаю, что вы имеете в виду?

- Зря вы удивляетесь. Да, мы ущербны. Мы не умеем радоваться, как они. Мы не умеем жить просто, без корысти, без лицемерия, без цинизма, без ненависти, без высокомерия и подхалимства. Они же чисты и невинны. Они лишены ума, а, следовательно, они лишены и самого мощного, разрушительного оружия, того, что побуждает нас, "нормальных", к самым гнусным действиям. Они способны лишь тихо созидать свою мечту... мечту о полете, например...

- Хорошо сказано, мозг - орудие смерти! Да вы философ!

- Нет, я обычный человек.

- У которого мировые стереотипы встали с ног на голову?

- Нет. Они встали с головы на ноги.

Филипп улыбнулся: агрессия с ее стороны? Неужели, она действительно так думает, или опять-таки играет?

- Я вижу, вы ужасно независимы в своих суждениях. Но неужели, вам никогда не был нужен совет кого-нибудь другого?

- Я нуждаюсь в этом постоянно.

- И даже сейчас?

- Вы еще не устали? Все обо мне да обо мне. Может, для разрядки расскажете что-нибудь о себе?

- Я человек незавидный. И мне гораздо интересней слушать вас, нежели болтать о себе. Вы не ответили на мой вопрос. Так нужен?

- Да... - ответила она, немного помолчав. - Но не совсем мне...

- То есть?

- Несколько недель назад... - Милен тяжело вздохнула, сильно изменившись в лице, - моя подруга... вообще-то, она мне больше, чем подруга... Она мне как сестра, мы очень близки... В общем, несколько недель назад... она потеряла семью, мужа и дочь...

У Филиппа от неожиданности екнуло сердце.

"Вот оно! Вот оно! Вот оно!" - воодушевленно подумал он. - "Уж теперь-то статья точно будет сенсационной! "Милен Клемансо: я потеряла мужа и дочь". Какая, к черту, подруга! Тут и идиоту понятно, что пришло время личных исповеданий. Личных! И нет никакой подруги! А как же она нас надувала: "Я не замужем... Иметь детей у меня нет ни желания, ни необходимости..." Ну-ну, дорогая, настало наше время. Время слушать и запоминать!"

- О, это, право, ужасно! - воскликнул Филипп вслух.

- Даже более чем... Она... очень сильно переживает, просто с ума сходит... Она замыкается в себе, не хочет никого видеть, слышать. Она лишь предается воспоминаниям... А ведь прошлого не вернуть. Она... она даже... с собой пыталась покончить...

"Великолепно!! - подумал Филипп. - Шерро, ты наткнулся на золотую жилу!"

- А я, - продолжала Милен, - я абсолютно не знаю, чем ей помочь. Что можно сказать в утешение человеку, который в миг расстался буквально с собственной жизнью...

Филипп наигранно тяжело вздохнул.

- Мои слова покажутся банальностью, которая ничего не может решить. Но поверьте, все страдания перетрутся со временем. В данном случае время - не кошмар, от которого замирает сердце, это верный и очень могущественный союзник. И в этот раз время имеет единственного злейшего врага - воспоминания. Сейчас, когда рана еще так свежа, это кажется невыполнимым. Кажется, что никто и ничто не сможет помочь выжить, оправиться... Но тут и не нужна ничья помощь. Время само все сделает за вас. А утешения людей, которые пытаются помочь своим вниманием и сожалением, не приносят ничего, кроме более сильной боли и невыносимых страданий. Они вновь и вновь начинают терзать вашу израненную душу, отнюдь не залечивая ее, а издеваясь над ней, сами того не осознавая. А это еще более ужасно. Вновь и вновь переживая одну и ту же трагедию, человек постепенно сходит с ума, разрушается и морально и физически, и, в конце концов, либо становится живым трупом, либо действительно просто кончает с собой... Но это жестокий путь. Так заканчивают немногие. Большинство же незаметно смиряется с утратой. Ее острота притупляется. Человек входит в забвение. И это вовсе не грех! Это необходимость... Так будет и с вами.

Милен удивленно взглянула в его глаза, излучавшие что-то вроде понимания и доброты. Но откуда он узнал?

- Конечно, сейчас вы тонете в водах воспоминаний, вы будто в тюрьме, из которой нельзя совершить побег... Но со временем вы вернетесь к нормальной жизни. Правда, она уже не будет прежней. Нужно только немного отвлечься, а не насиловать себя же... Мне сложно вас понять, скажу сразу. Мне не доводилось еще терять близких. Но это неизбежно. Смерть любимых людей - это еще одна ступень к самосовершенствованию человека. Я очень сочувствую вам. И я искренен, поверьте.

- Мне? - она опустила голову. - Но... Bы меня не так поняли...

- Я понял это так, как есть на самом деле, - мягко возразил Филипп. - Вы бы хотели, чтобы об этом никто не знал?

Она не ответила.

- О вашей трагедии на лице написано... Трудно не заметить вашу внутреннюю борьбу. И не надо пытаться скрыть это. Лучше поведайте обо всем кому-нибудь, освободитесь от груза. Немного доверия и понимания и вам станет легче... Не замыкайтесь.

Наступила долгая пауза. Филипп ждал, пристально сверля ее взглядом. Милен как-то вся поникла, на мгновение зажмурилась и закрыла лицо руками.

- Вы проницательны, - наконец прошептала она. - Действительно, нет подруги. Но люди... очень близкие люди... умерли, погибли... Нелепая, глупая смерть...

Она вздохнула.

- Я познакомилась с Патриком еще в 83-м. Тогда все было прекрасно. Никто из нас даже и не думал о том, что постигнет нас позже... А зря... Он хотел создать семью, хотел иметь детей. Мне же это было чуждо... Вечная история... Все в мире творится по шаблону, и даже любовь... Я была вполне удовлетворена тем, что мы просто были вместе. С этого все и началось. Он требовал больше внимания к себе, но у меня не было времени. Постоянные записи, съемки, гастроли... - она осеклась.

Филипп невозмутимо смотрел на нее. Увидев ее замешательство, он мило улыбнулся.

- Все в порядке, - сказал он.

- Дело в том, что... я...

- Не нужно объяснений. Я знаю, кто вы, и чем занимаетесь. Поймите, не узнать вас было бы непростительной ошибкой! Ваши клипы и песни всегда восхищали меня. Но думаю, сейчас мы просто люди, и ваша профессия ничего не меняет.

- Странно... Впервые слышу, что я человек... Просто, когда ты популярна, ты становишься особняком, одиночкой... Ты как бы и не одна из всех. Ты что-то особенное. А ведь это не всегда так... Но никто не хочет в это верить... Твои общечеловеческие слабости воспринимаются особенно остро, в то время, как эти же слабости совсем не замечаются, если они присущи кому-нибудь другому, так сказать, человеку обыкновенному, нормальному. К этому привыкаешь по необходимости. И от людей ждешь, что они станут тыкать в тебя пальцами и возбужденно удивляться, увидев тебя в толпе, или рассматривать твою жизнь под микроскопом. А они от тебя ждут лишь автографа и чего-то необычного, нового, более эксцентричного, чтобы своей любовью к этому новому поклонники показали всем, не вникающим глубоко в музыку и непонимающим мои тексты, что они, поклонники, оригиналы и, якобы, умны, раз смогли разобраться в моих "бредовых мыслях". А на самом деле, они и сами порой бывают в недоумении от моих песен, однако стараются не показывать вида, а лишь наигранно восхищаются ими. Хотя, мне грех жаловаться на свою публику. В основном, они меня действительно понимают. И я очень горжусь этим. Но все равно, даже для них я не человек, не простая женщина, а что-то невообразимо далекое и необъяснимо таинственное... Несуществующий призрак их желаний...

- Я поклонник, но не фанат. И как это ни странно для вас, вы для меня вовсе не призрак, не бестелесное создание.

- Приятно слышать.

- Но мы как-то незаметно сменили тему, - заметил Филипп. - Я не вынуждаю вас, вовсе нет! Но если вы хотите поговорить, я в вашем распоряжении... Мы остановились на гастролях, - подсказал он.

- Да-да... Это меня и подвело... Я хотела слишком многого. Я разрывалась между студией и домом. Я хотела, чтобы все были счастливы: и я - своей работой, и Патрик - мной. Но этому не суждено было случиться. В конце концов, незаметно для себя самой, я выбрала работу. А вот Патрик... остался в стороне... И он терпел, молчал, ждал пока я одумаюсь... Сперва это было незаметно. Но с каждым годом это становилось все более явным. Все, казалось, могло прекратиться за мгновение. Все могло закончиться. Нужно было лишь приложить немного усилий. Я уверена, он был готов на любые жертвы. Меня же останавливала работа. Я была готова поступиться многим, но только не этим! Знаете, я всегда мечтала совмещать любовь и работу. Но, к сожалению, это было невозможно. Мы неизбежно отдалялись друг от друга все дальше. Если бы не Ники, наверное, наш разрыв случился бы намного раньше... Ники - это наша дочь... Если честно, я не хотела иметь детей... Я уже говорила... Не совсем, конечно. Но тогда, в середине 80-х, когда моя карьера только начиналась, когда мой успех и мое будущее зависели только от работы, ребенок был не только нежелателен, он был абсолютно не нужен. Он был бы помехой. Но мне не очень повезло на этот счет... После того, как на одном из концертов в меня стреляли, и я пару недель провела в больнице, в меня закрался страх, ужасный страх. Тогда-то мне поистине захотелось все бросить. Я так и сделала, убежала. Но долго без работа я не могу... Прошел лишь месяц и я вернулась. Этот месяц я провела с Патриком и была очень счастлива этим... Пожалуй, это был один из самых прелестных моментов в наших отношениях. Все вроде бы наладилось... Но все равно, это "перемирие" напоминало мыльный пузырь, который был готов лопнуть в мгновение. Вскоре я узнала, что беременна. Это было ударом, я не рассчитывала на это тогда... Мне больно вспоминать... но я даже хотела избавиться от ребенка. Но, прошу вас, не судите меня! Решиться на это было сложно. Но это безумное решение привело Патрика в такой яростный гнев, ведь он всегда мечтал о ребенке. Он пригрозил разрывом, и я сломалась. Я не могла потерять его. Я слишком им дорожила... Потом я была ему бесконечно благодарна за это! Затем я на время ушла из шоу-бизнеса... У меня родилась девочка, Доминик. Она была прелестным, пухленьким младенцем с очаровательной улыбкой и немного грустными глазами. Патрик часто говорил, что она унаследовала от меня этот меланхоличный взгляд, а от него - жизнерадостную улыбку... Странное сочетание...

Филипп заметил, как воодушевленно загорелись ее глаза, брови приподнялись; Милен как-то отчаянно жестикулировала, говоря о дочери, и, в то же время, счастливо улыбалась.

- Первое время она часто плакала по ночам. Мы даже установили дежурство, кому ее успокаивать. Однако через пару месяцев она превратилась в спокойного ребенка, так что особых проблем с ней не было. Но пришло время возвращаться к работе, а Ники тогда оставалась одна. Я вовсе не хотела нанимать ей воспитателя. Вот мы и стали брать ее по очереди на работу. То Патрик брал ее к себе в мастерскую, либо в офис, то я - на репетиции. Было забавно наблюдать, как внимательно Ники следила за всем, вокруг происходящим. Наша команда была как семья, и Ники стала ее новым членом. Уже тогда она была, так сказать, критиком нашей деятельности. Если она морщилась, корчила рожицы или просто засыпала - наш танец ей не нравился; если же ротик был до ушей, а глаза светились, к тому же, и ладошки хлопали - значит, нам можно было продолжать, она это одобряла! Как-то, когда ей было то ли 3, то ли 4 годика, мы взяли ее с собой на один день на съемки. Благо лес Рамбулье не очень далеко. А она так просилась. Мы как раз снимали "Лишь бы они были нежными". Ники довольно спокойно наблюдала за работой, но во время перерыва она с заговорщическим видом подозвала меня и стала давать советы, как лучше снять поединок Лэсли и Жоэль, они были нашими с Софи дублершами. Конечно, чувствовалась детская наивность, но некоторые "пожелания" были все же разумны. Но что действительно развеселило всех нас и, кстати сказать, попортило несколько дублей, так это то, как Ники ужасно обиделась и даже накричала на Яна, игравшего капитана, за то, что он был так груб со мной. Зато, когда по сюжету мне пришлось бить его сначала стеком, а потом бутылкой по голове, - это поистине привело ее в неописуемый восторг. Ее столь бурная, злорадная реакция привела к тому, что развеселились окончательно, и как только начинали снимать очередной дубль, кто-нибудь опять закатывался хохотом, и все приходилось начинать сначала...

Она на мгновение замолчала и закрыла глаза.

- Но потом у меня началось турне, и я не смогла больше брать ее с собой. Случилось так, что и Патрика отправили в поездку. Он должен был осмотреть какую-то местность в провинции, где должны были строить завод. Оставить Ники было не с кем. Отец Патрика был в Индонезии, а со своими родителями я не поддерживала отношения. Они, вернее, только мой отец были против Патрика... Нам пришлось нанять воспитателя... Итак, в конце концов, все мы расстались. Хотя, не совсем все... Патрик и Ники всегда чаще бывали вместе и остались вместе навсегда. Пожалуй, именно это и было началом настоящего разрыва... Видя эту натянутость наших отношений, я стала задумываться над этим, искать выход. Но вряд ли мне было это под силу. Я лишь с ужасом ждала, когда он наконец скажет это убийственное "Я ухожу". И вот пришло то время. Он сказал это, но еще и то, что забирает Ники. Это уже было ударом ниже пояса. Я просила его не делать этого, умоляла. Но он сделал так, как сказал. И я осталась совсем одна. Он увез ее в Швейцарию, в Альпы... Когда же я получила известие об...

Она отвернулась и прикрыла рот рукой. Из измученных горем глаз струились слезы.

Филипп лихорадочно соображал, в какой форме лучше представить подобную исповедь широкой публике. В его памяти всплывали смутные ассоциации последних событий в Швейцарии, когда там произошла трагедия с лавиной, унесшей жизни по меньшей мере 43 человек. Интуитивно он улавливал связь между гибелью ее семьи и альпийской лавиной, и его журналистское существо кричало о восторге от удачно найденного материала.

- Извините... - прошептала она, утирая слезы. - Мне очень сложно...

- Прошу вас, не продолжайте. И простите, что я заставил вас вновь пережить это.

- Нет, со мной уже все в порядке. Мне действительно необходимо выговориться... Когда я получила известие об их смерти, я просто не знала, что будет дальше. Для меня все рухнуло, все потеряло смысл, руки опустились... Я ни о чем не могла думать, как только о них... Самое ужасное, самое невыносимое было то, что мы с Патриком сильно поругались перед их отъездом... Он умер с обидой на меня! Хоть и писал, что нет ни обиды, ни злости, все равно доля горечи у него осталась. Это ужасно угнетает. Понимаете, с их смертью я почувствовала себя заживо погребенной. Будто жила ты и вдруг резко тебя бросили в гроб и над живой стали крышку заколачивать. Представьте, открываете вы глаза, а там темнота, вокруг тесно... Воздуха с каждой минутой все меньше. Вы в полном сознании, вы понимаете, что все попытки выбраться приведут не к желанному освобождению, а лишь к потере драгоценного газа. А впрочем, его и так мало... Зачем же растягивать наступление конца?! Скорее кончись, дорогая, неповторимая, любимая жизнь! Но всему свое время! Вам не позволят умереть быстро, без мучений. Ни раньше, ни позже! За эти медленные минуты вы сойдете с ума. Сперва вы будете плакать, жалея себя. Но позже придет время смеха. Вы будете захлебываться своим приглушенным, никем не слышимым, безумным хохотом. А рядом, всего в паре метров над вами, будут ходить люди, считая, что жизнь таится лишь там - в их земном аду! А под их ногами еще теплилась ваша ничтожная искорка жизни. И каждый новый захлеб смеха дается вам с трудом. А по вам ходили, ходили... И вот глаза затянулись пустой дымкой; легкие сломило... Пришла долгожданная минута! Ликуйте! Ваши челюсти по инерции пытались хватать несуществующий воздух... Но и они стихли. Мирно, но судорожно... вы кончились... А по вам ходили, ходили, ходили...

Они просидели в ресторане до позднего вечера. Часам к десяти стало довольно шумно: пианист играл блюзы, ему аккомпанировал резкий хрипящий саксофон, пары танцующих медленно двигались по залу. Этот вечер был чем-то особенным для Милен. За последние несколько месяцев она впервые так открыто и искренне доверилась человеку, которого даже не знала. Филипп был прав - ей действительно стало легче, когда она обо всем поведала ему. Сейчас она не жалела об этом. В Филиппе она нашла благодарного слушателя и живого интересного собеседника. Он смог даже немного развеселить ее, а это было уже чудом! Они не танцевали, а лишь беседовали. Он рассказывал какие-то забавные истории, происходившие с ним и его друзьями. Милен же внимательно слушала и восхищалась легкостью его слога. Да, этот Филипп Шерро нравился ей все больше. В нем она не видела того цинизма и лицемерия, которых так боялась. Он был честен и открыт душой. Он был либерален к тому, что она знаменита. Он принимал ее за равную, и это ужасно нравилось Милен. Он был умен и проницателен. Он вызывал доверие...

После ужина Филипп проводил ее до апартаментов.

- Ну что ж, спасибо, - сказала Милен, остановясь у двери своего номера.

- За что?

- За вечер. Ты действительно помог мне. А вот я, наверное, за два дня тебя достала со своими проблемами. Извини.

- Не стоит извиняться. Я рад помочь, хотя бы тем, что выслушал. Ведь в наши дни так трудно найти поддержку. Знай, ты всегда можешь рассчитывать на меня.

- Спасибо, - она улыбнулась.

Наступила пауза. Они стояли друг против друга и молча смотрели друг другу в глаза. Никто не мог оторвать взгляда.

- Я пойду, - тихо сказала Милен, но не сдвинулась с места. Филипп медленно и нежно стал рисовать ее брови, нос, губы. Она опустила голову, но он, взяв ее за подбородок, слегка коснулся ее губ своими. Милен с болью во взгляде посмотрела на него. Филипп поцеловал еще раз, но она отвернулась и закрыла глаза.

- Нет... - прошептала она.

- Почему?

Милен, не ответив, вошла в свои комнаты и, закрывая дверь, обернулась. Филипп был неплох. Но для слабостей и глупостей прошло мало времени. Патрик все еще жил в ней.

- Может, встретимся завтра? - предложил он.

- Спокойной ночи...

Милен закрыла дверь и очутилась в кромешной тьме. Она прислонилась спиной к двери и изнеможденно сползла на пол, жестоко вцепившись руками себе в волосы.

- Патрик, я так любила тебя... Зачем ты покинул меня? Оставил в одиночестве? Что мне теперь остается?..